5
Есть документальные
кадры: много лет спустя Де-
вятаев и Даль встретились
в Германии. У немецко-
го летчика было 11 внуков,
у нашего – 9. Они выпили
вместе шнапса, и Даль ска-
зал: «Я бы тебя сбил, про-
сто весь запас уже расстре-
лял в бою». А Девятаев
ответил: «Ты не знаешь, ка-
кой я ловкий, ты бы в меня
и попасть не смог».
Такая была настоящая
концовка у этой истории.
Ну а сразу после побе-
га наши беглецы пролете-
ли около 300 километров
и приземлились в распо-
ложении артиллерийской
части 61-й армии. Они со-
общили совершенно уни-
кальные данные о засекре-
ченном центре на Узедоме,
где рейх производил и ис-
пытывал ракеты Фау-1
и Фау-2. Советская авиация
совершила
мощнейший
удар по острову смерти.
Война шла к концу,
но Девятаева и всех, кто
с ним спасся, у нас посади-
ли и отправили в штраф-
ные батальоны как побы-
вавших в плену. Все они
провели в лагерях лет
по 6–7 лет. Как раз в лагере
Михаила Петровича нашел
осенью 1945 года великий
авиаконструктор
Сергей
Королев, который руково-
дил советской программой
по освоению немецкой ра-
кетной техники. Вместе
с Королевым Девятаев ле-
тал на Узедом и оказал
большую помощь в созда-
нии нашего аналога Фау-2,
первой советской ракеты
Р-1. Королев об этом не за-
был и в 1957 году предста-
вил Девятаева к званию
Героя Советского Союза.
Эта героическая исто-
рия вдохновила моего
друга, актера и спортсме-
на Олега Тактарова. По его
инициативе был подготов-
лен прекрасный сценарий.
Сам Олег хочет сыграть Де-
вятаева. Кто будет играть
моего дядю, пока неиз-
вестно, но это большая
роль, и, что мне очень нра-
вится, в сценарии сохра-
нили его настоящее имя.
Трудно передать словами,
насколько это ценно для
меня. Неизвестная судьба
погибших родственников
мучила миллионы семей
в нашей стране. Мы года-
ми носили цветы на Мо-
гилу Неизвестного Солда-
та, а теперь мы знаем, что
случилось на самом де-
ле. Память – это главное.
А этот сценарий и история
Девятаева – такая память,
о какой я и не мечтал.
Наша задача – пере-
дать отношение к героям
войны новому поколению.
У нас в школе «Самбо-70»
мы дали задание каждому
ребенку написать про сво-
его прадеда: где был, как
воевал. Это крайне важно
для воспитания школьни-
ков.
Вера МИХАЙЛОВА,
Денис КРАВЧЕНКО
Ренат Лайшев:
– Моя мама, которой
1 мая исполнилось 85 лет,
когда началась война,
была еще совсем девоч-
кой. Этому поколению
выпала тяжелая доля.
Все, кто чем-то мог по-
мочь фронту, работали.
Мама вместе с другими
подростками трудилась
на ферме, им приходилось
таскать тяжеленные би-
доны, вкалывать наравне
со взрослыми.
Четыре ее брата прошли
всю войну и вернулись до-
мой в орденах и медалях,
двое – от самого Рейх-
стага. Я очень благо-
дарен родителям за то,
что они свято хранили
в нашей семье память
о войне, о родственниках,
которые воевали. Пользу-
ясь случаем, хочу еще раз
поздравить свою маму
Халиду Хусаиновну с днем
рождения. Доброго здоро-
вья и долгих лет жизни!
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ЖИЗНИ
«Фатих лежал, вытя-
нувшись, сложив руки
на груди, и смотрел куда-
то вверх, прямо перед
собой. Лицо у него бы-
ло худое, желтое, синяки
и кровоподтеки от ударов
на нем выглядели особен-
но устрашающе.
– Фатих, что с то-
бой? – не мог я скрыть сво-
его беспокойства.
Он повернулся ко мне
и посмотрел почти погас-
шими глазами.
– Десять дней жиз-
ни... – проговорил он уже
не своим голосом.
Его слова услышали
товарищи и тоже под-
нялись к нам. Потрясен-
ные тем, что произошло,
мы смотрели на товари-
ща и думали о том, что
поправить уже ничего
нельзя, что Фатих сам
понимает свою обречен-
ность. «Десять дней жиз-
ни» – это лагерная форму-
ла самосуда, самочинная
расправа группки банди-
тов-заключенных.
Они
выбирают себе жертву
по указанию коменданта
или охраны и в угоду им
убивают ее, уничтожают
варварским способом. Кто
проявлял
недовольство
лагерными
порядками,
кто носил на груди крас-
ный («политический») вин-
кель, кто сопротивлялся
ограблению, кто сказал
не так, тот попадал
во власть банды голово-
резов. Девять дней «ви-
новного» истязали всеми
способами, какие только
могли придумать органи-
заторы издевательства,
а если он еще оставался
в живых, на десятый день
его убивали.
– Фатих, дружище! –
я прижался к его лицу, мне
хотелось отдать ему, свое-
му земляку, верному това-
рищу, частицу моих сил.
–
Избили
меня...
Не проживу я свои де-
сять... Советуйтесь, дей-
ствуйте... Вы найдете до-
рогу в небо... пробьетесь
за тучи, к солнцу. Только
на самолете можно вый-
ти из нашего ада... Идите,
говорите... Мне так хо-
рошо, когда я слышу ваши
голоса. Я уж вам не това-
рищ, я мертвец... Оторва-
лось что-то в животе...
Не могу вздохнуть...
Он и теперь смотрел
прямо перед собой в до-
щатый потолок. На нас
он не обращал внимания.
Верно, видел что-то свое,
самое дорогое, далекое.
Ребята
спустились
вниз, я остался один. В ру-
ке Фатиха я заметил хлеб,
черный,
невыпеченный,
наш невольничий хлеб.
Это была, вероятно, его
пайка, принесенная това-
рищами.
– Ешь, Фатих, ешь! Ты
станешь сильнее, выздо-
ровеешь.
– Ты съешь. Тебе хлеб
нужнее, чем мне.
Я
сжал
хлеб
его
пальцами
и
поднес
к его рту. Крошки упа-
ли на губы, но Фатих
не раскрывал рта.
Из книги воспоминаний Михаила Девятаева «Полет к Солнцу» (Москва, изд-во «ДОСААФ», 1972)
– Ешь, Фатих, ешь, –
умолял я. – Мы еще довер-
шим задуманное. Мы уви-
дим нашу страну, своих
родных.
При этих словах спазм
сжал мне горло, слезы вы-
ступили на глазах. Я знал,
что говорю неправду,
знал, что Фатих уже
не увидит Волгу, наши ду-
бравы. И он это знал, по-
тому что ничего мне
не ответил, только его
взгляд словно устремил-
ся куда-то еще дальше
и там замер…
***
Всю ночь я не спал, лежал
и думал, разговаривал сам
с собой, со своим другом.
Я должен выжить, Фа-
тих. Обязательно должен
выжить и возвратиться
на Родину. Я должен рас-
сказать о тебе твоим
родным.
И снова все надежды
обращены были к «хейн-
келю», который стоял
в ночной темноте так
недалеко отсюда…»